|
|
Чтиво от Тальника
| |
| sasha777 | Дата: Воскресенье, 01.07.2012, 00:10 | Сообщение # 1 |
 Александр
Группа: Рыбаки
Сообщений: 964
Награды: 9
Статус: На рыбалке
| Есть у нас рыбачок.Тальником кличут .Иногда пишет он статейки про рыбалку.Несколько представлю на ваш суд
|
| |
| |
| sasha777 | Дата: Воскресенье, 01.07.2012, 00:10 | Сообщение # 2 |
|
Александр
Группа: Рыбаки
Сообщений: 964
Награды: 9
Статус: На рыбалке
| В затоне малой Кокшаги Бьют соловьи в береговых черемухах, раскатываясь трелями, присвистами, прищелкиваниями, перекликаясь с плачем кукушки. И тают тихие закаты над сонной водой речных стариц и затонов. А потом сменяется жаркое оцепенение серыми и ватными короткими ненастьями, когда шелестят дожди и парит вода в кувшинковых заводях. И снова выцветает небо от неподвижной жары. Гремят над речными тиховодьями и гнут тростники первые грозы молодого лета. Самое время для ловли леща. В начале июня начинается его надежный клев. Но весенний нерестовый запрет еще в силе, по крайней мере, до середины июня в большинстве российских мест. На лодке не встанешь поперек стремительной реки, чтобы забросить «кольцовку» или донки с фидерными кормушками. Только с берега и только на удочку… Так гласит основное правило весеннего запрета.
Ну, а мы не очень и расстраиваемся. Готовимся к ловле поплавочными удочками на копаном водохранилище-затоне Малой Кокшаги. Сама река невелика и довольно быстра в русле, где возможно ловить только донными снастями. Но соединяющееся с рекой водохранилище, словно озеро, широко и спокойно в лесистых берегах.
Перед рассветом варим гороховую кашу, перемалываем ванильную сухую булку на сухари, припасаем и жмых в отдельный мешочек. Вся эта разнородная и примитивная прикормка будет замешана на берегу вместе с прикормкой покупной, для леща. Пахнет магазинная смесь чем-то знакомым. А-а, так это анисом отдает. Правильно говорят: новое – это хорошо забытое старое… Как и фидер, которым еще наши деды ловили, только не знали об этом. А теперь – английской донкой зовется…
Из насадки у нас: манная болтушка, черви подлистники и навозные, опарыш. А снасти самые простые: поплавочные удочки 5-6 метровые, с легкой оснасткой и перьяными поплавками, а те, что подлиннее – со спортивными поплавками-иглами и уже более тяжелыми грузилами. Они набраны в строй из трех грузил для большей чуткости поплавка, правильной его и красивой осадки на воде после заброса. Да и ленивой рыбе-лещу легче поднять поочередно по грузильцу, пробуя мягкими губами насадку. А не дергать с натугой свинцовую чушку, выплевывая затем крючок с насадкой, подозрительно тяжелый.
Итак, мы уже на водохранилище. Утро тихое, серенькое и прохладное. Это даже хорошо. Меньше комаров будет. Только подумалось и высказалось, как запели над ухом и заныли мириады этих гнусных насекомых. Вот ведь схема: только женщины кровь пьют, а мужики в это время дурака валяют, кувыркаясь над буераками и попивая сладкий нектар. Им бы еще телевизор и футбол, тогда бы один к одному все сошлось…
Сергей, ворча и отмахиваясь от комаров, разматывает леску с почерневшего бамбукового удилища.
- Да выкинь ты это древо китайское, телескопов мало что ли? – советую лениво.
- Отцовское, везучее. Он на него, знаешь, каких лещей выводил? Тебе своим фальшивым китайским углем за сто лет таких не поймать, – ответствует Серега, точно поймав крючком березовую ветку над головой.
- С почином, – поздравляю его ехидно.
- Сейчас увидишь.
Так, шутя переругиваясь, и забрасываем снасти.
А утро совсем уже вошло в силу, дыша росистой свежестью с черемуховых низин и оврагов. Над краешком леса загорелся алый глазок. И только солнце выбрызнулось сквозь сосняки на воду, как ударил соловьиный хор, сильно и звонно над тихой водой. Откликнулась и кукушка лицемерно-печально, то ли сокрушаясь о подброшенном малыше, то ли специально тоску нагоняя малым количеством лет, отведенных нам судьбой… Ну, еще хоть пару раз – ку-ку, ку-ку… Но кукушка, словно комаром поперхнувшись, как-то смешно всхлипнула и, снявшись с дерева, полетела куда-то, «докукукивая» уже на лету.
Между тем, поплавок-игла моей длинной удочки вдруг задумчиво поплыл в сторону, остановился, а затем плюхнулся набок. Рука легла на комель удилища. Рано-рано, – твердил настырный внутренний голос. Пора, – билось в висках. Поплавок приподнялся и стал погружаться. Вот теперь точно – пора! Подсекаю и поднимаю на поверхность блещущего серебром подлещика.
- Отпускай обратно! Это же малек! – завистливо злорадствует Серега.
- Пойдет под пиво.
Подлещика поднимаю без подсачека. Действительно, не лещ. Но для начала сгодится. Взял он на манную болтушку. Хотя в предыдущие рыбалки брало лучше на червя. Впрочем, все по классике. Лето на дворе, рыба переходит на растительные и мучные насадки.
Обрыбился и Сергей. Точно такого же вытянул подлещика.
- Чего ж не отпускаешь? Малек ведь.
- Когда зарплата будет, как у американцев, всем волю дам. Спать буду и видеть: поймал – отпусти…
Это копаное водохранилище не совсем еще нам знакомо. Все как-то обходили его стороной. Наверное, потому, что близко находится от города. Известно старое правило, знакомое каждому рыболову, мол, чем дальше – тем рыба крупнее и больше ее в заветной дали. Но в прошлую зиму это место преподнесло сюрприз-загадку. Собирался я за плотвой-сорожкой, которая здесь бойко поклевывала в перволедье и относительно неплохо – всю зиму. Крупная плотва обычно не попадалась, редко – больше ладони. Но мне требовался живец для ловли на жерлицы. И вот я здесь. Пробурил пару лунок, прикормил место прикормкой для плотвы. За час надергал достаточно шустрых и блестких рыбешек. И, довольный обилием живца, собрался уходить. А тут рыбачок подошел и пожаловался на прекратившийся клев. Я в ответ: да, мол, что-то перестала теребить мелочь. На что рыболов показал мне «мелочь», о наличии которой в этом месте я даже и не подозревал. В его ящике сухо шелестели хвостами подлещики до полкило и больше. А я тут рыбью «шпану» заготовляю… Причем, подлещиков он ловил на безнасадочную мормышку – «кандалы», которую я больше для ловли окуня применял раньше. Вот тебе и мелочь.
Этот эпизод заставлял задуматься о водоеме, как действительно заслуживающем внимания. Хотя следующие походы на него по льду не принесли мне хороших уловов в ту зиму, но неудачи я склонен был отнести к быстро начавшемуся «глухозимью». И теперь я знал, что рыба здесь есть, причем, не только годная на живца.
Первые наши рыбалки на водохранилище пришлись на жаркие майские еще дни. Клевали на червя небольшие подлещики, попадались карпики, и отчаянно досаждала уклейка. Плотва брала все тех же кондиций – с ладонь. На выходе из водохранилища хватали подъязки и голавлики. Но попадались только на донные снасти с фидерными кормушками.
И теперь мы надеялись поймать здесь настоящего леща. Он здесь был и время его подошло. Но в прибрежном мелководье опять брали только небольшие подлещики. А опарыша теребила красноглазая и та же некрупная плотва. Эх, метров за двадцать-тридцать от берега бы… Там есть скат на яму, где глубины уже начинаются серьезные, до пяти-шести метров и больше. Зимой проверял со льда. Сейчас только с лодки и взять крупную рыбу.
Впрочем, у меня в запасе есть самодельный фидер. Не английская донка, конечно, а чисто российская. Вместо фирменного Medium Feeder – дюралевый спиннинг с безынерционной катушкой, самодельным кивком-сторожком и ярким шариком на конце пружины этого самого сторожка. Любую поклевку обозначит и покажет мой сторожок, даже поклевку лукавой и торопливой уклейки.
Отстегиваю с плетенки полузакрытую фидерную кормушку в 40гр, подходящую для течения, и ставлю кормушку-спираль весом 15гр. Вминаю в нее густую смесь прикормки и забрасываю снасть метров на двадцать пять от берега. Фидер оснащен двумя поводками. Один подвешен выше кормушки, другой в скользящем варианте – ниже. А на крючках – манка и черви.
Все мои манипуляции видит Сергей и, конечно, выдает скептическое и громко-многозначительное: «Ну-ну, дитя малое, не наигрался еще…» Это он про мои эксперименты с фидерными оснастками.
Пока сидели и развлекались с Сергеем ловлей подлещиков, как то забыл я про свой фидер. Но боковым зрением вдруг заметил движение, мельтешение чего-то рядом, не похожее на барражирующих комаров и уже проснувшихся слепней. Оказывается, это шарик сторожка упорно кивает и кланяется в такт рывкам, идущим по леске. Подсечка! На леске виснет и уходит в сторону что-то упрямое и тяжелое. Подматываю с натугой катушкой. Рыба поднимается к поверхности. Блеснув на солнце, разворачивается и уходит снова в глубину. Сдаю плетенку под ее рывками, а затем снова подматываю. Есть! Вскоре в подсачеке заворочался лещ. Килограмм не килограмм, но за полкило будет.
Рядом молча страдал Сергей, швыряя в садок мелких подлещиков. Не выдержав его укоризненного взгляда, достаю из чехла бортовую донку, приспособленную для ловли с берега, и протягиваю товарищу. Оснастка ее в точности повторяла фидерную.
Вскоре звякнул колокольчик донки. И теперь уже Сергей тянул крепкого, упористого и золотого в лучах солнца леща. Рыбалка состоялась.
Сообщение отредактировал sasha777 - Воскресенье, 01.07.2012, 00:14 |
| |
| |
| sasha777 | Дата: Воскресенье, 01.07.2012, 00:13 | Сообщение # 3 |
|
Александр
Группа: Рыбаки
Сообщений: 964
Награды: 9
Статус: На рыбалке
| О фидерной ловле и вреде суеверий
За карасем с фидером
Деревенские пруды похожи, как братья. Сонная вода в длинных разводах от прибитой к берегам поденки. Гогочут гуси в камышах, поднимая шум по скверной своей привычке – мешать рыболовам. Мычат обиженно коровы на щелчки пастушьего кнута. Где-то на задах взвизгнет, было, похмельная гармошка, но тут же поперхнется от такого же визгливого бабьего голоса: «Опять, козел рыжий, зенки с утра…» Ее сопрано перекрывает тягучий лениво-оправдывающийся бас, похожий на невнятное мычание быка.
Мы с Сергеем здесь не частые гости. Больше по рекам и озерам привыкли колесить с удочкой и спиннингом. Но сегодня у нас на рыбалку только один неполный день. Далеко не уедешь. А этот прудик совсем рядом с городом.
В жаркие майские дни мы уже были здесь. Тогда пруд был еще заполнен высокой весенней водой. Даже наши враги – гуси – не совались в нее, холодную. Карась клевал только в мелководных заливчиках, где вода уже прогрелась. В этих заливчиках начинали подниматься водоросли и мелькали жуки-плавунцы. Тогда основной насадкой были черви. Карасики брали довольно часто, но были не больше ладони. А нам по весне и они были в радость.
Сегодня пруд совсем другой. Вода ушла и берега стали более пологими. На них стало удобно сидеть и устраиваться с удочками. Все бы хорошо, но береговая эта мелководная полоса сплошь поросла роголистником, за которым видны были круги всплески от жирующей рыбы. Обычными нашими «телескопами» ее не взять. Трава быстро поднялась и разрослась в теплой летней воде. Ширина ее была не менее десяти метров.
У нас уже вошло в привычку брать с собой самые различные снасти. Научены мы теперь опытом и готовы к самым неожиданным поворотам рыбацкой судьбы. Достали из чехлов свои поплавочные удочки в 5-6метров. Отложили их в сторону. Здесь же, в чехлах, и фидеры залежались. В общей куче, дилетантски…
Сергей поставил на леску открытую кормушку весом 20гр. Я пристегнул кормушку-спираль в 15гр. Она уже не раз была проверена на тиховодьях водохранилищ и прудов. Жесткий мой самодельный фидер остался дома. Не по калибру был он здесь даже и в самых неожиданных ситуациях. Кроме пикера на мелководном тихом пруду вряд ли что придумаешь.
В кормушках у нас Fish Dream и Миненко (Minenko) для карася. Замешали не очень густо для этого тиховодья. А для насадки в этот раз взяли, кроме червей, черный хлеб и болтушку из манки.
Свистнули лески. Кормушки плюхнулись как раз за полосой роголистника. Закурили. Но спокойно посозерцать окрестности в клубах дыма не получилось. Вершинки пикеров задергались почти одновременно. Подсечка! На леске поднялся за полосой травы белый тяжелый карасик. Вываживать его пришлось прямо через траву. И ко мне он пришел весь в нитях роголистника, оттого казался при вываживании на полкило, не меньше. Но на берегу оказался граммов на триста.
Эти увесистые карасики брали только на черный хлеб и манную болтушку. Причем, руки перед насаживанием катышей хлеба и манки мы натирали свежим чесноком. Проверено и не секрет для многих «карасятников». Теперь не надо и чесноком пользоваться. Ароматизаторов хватает.
Поклевки на хлеб и манку были не частые, но попадалась более крупная рыба. Когда мы стали насаживать червей, то устали от поклевок карасиков, годных, разве что, на живца.
Клев затих. А когда в деревне послышалось наглое и бесцеремонное: «Га-га-га!», стало ясно теперь уже точно – рыбалка закончилась… Что и сбылось. Краснолапчатые эти существа, с генной зловредностью тех еще гусей бабушки Яги, свалились с обрыва в воду, разгоняя всю живность. А потом наползли стеной на наши снасти, кося бесстыжими глазками-пуговками. И фарватер, вроде, в стороне, так нет – на леску напрыгнуть да еще лапой притопнуть, чтоб погадостней вышло!..
Пожелав им непосредственного участия в гусином супе, мы смотались и двинулись домой. На жареху есть и душу отвели, что еще надо?..
Подсачек
Стало уже классическим и несколько затертым мнение о необыкновенной суеверности и мистическом настрое рыболовов. Все это так, но нетрудно найти причину таких странностей. Половину своей жизни настоящий рыболов проводит на рыбалке, а на пенсии – всю оставшуюся… Как можно быть сухим прагматиком и реалистом, ночуя у костра под холодным взглядом полной Луны – царицы Инферно? И как не поверить в Закон Подлости, если он постоянно подтверждает свое право на существование. Для банального эксперимента много не потребуется. Надо пару недель «отпахать» на самой грязной работе, к примеру, рабом на галере или домашним мастером у бывшей одноклассницы, которая давно уже приглашала забить гвоздь…в стену. При этом надо постоянно думать и мечтать о двух-трех днях рыбалки с ночевой, которые будут именно такого-то дня и числа. Грезы обязательно должны быть озвучены при свидетелях, мол, эх оторвусь на рыбалке, рыбку половлю, водочки приму под ушицу тройную ароматную!.. Да вдали от жены и детей… Пока все это будет прогнозироваться и мечтаться, смачиваемое трудовым потом, на улице не перестанет светить яркое солнце и облака будут похожи на розовых овечек. Но едва наступит вечер перед благословенной и долгожданной рыбалкой, как откуда-то приволокутся грязные тучи, плюхнутся на верхушки тополей и прослезятся нудным моросяком-дождем, который будет длиться ровно столько дней, сколько было отпущено на столь ожидаемую рыбалку. Но стоит выйти на работу, как снова улыбнется солнышко и белые облачка поплывут неспешно за горизонт…
Поэтому, сколько себя помню, пытался задобрить и обмануть это «НЕЧТО», которому все время не спится без какой-нибудь очередной гадости. На Волге, стоя на якорях, мы никогда не опускали в воду садок раньше первой пойманной рыбки.. И первые лещи и язи еще долго грохотали по днищу, перекатываясь под стланями моторки. Не собирал я и подсачек в рабочее положение до тех пор, пока не была поймана хоть какая-нибудь рыбешка.
В этот раз подсачек тоже лежал на траве в позе эмбриона, поджав рукоятку и обод, к тому же еще и обмотанный сеткой.
Втайне я надеялся на поклевку леща, так как время лещовое уже подошло, и присутствие рыбы виделось по дорожкам из пузырьков. Но внешне всем своим видом показывал злокозненной сущности, что только и мечтал половить здесь плотвичек с палец и подлещиков-тинейджеров… Так оно и было вначале. На червя попадались сорожки и окуньки. Изредка – подлещики чуть больше ладони. Это – на пятиметровую удочку, что была заброшена рядом с кустом. А длинная «шестиметровка» пока была не востребована. На одном ее крючке насажена манка-болтушка с запахом ванили, а на другом – червь.
Но вот спортивный поплавок-игла чуть приподнялся, затем плюхнулся набок, наискось привстал и задумчиво пошел в сторону. Пора!.. Тяну на себя снасть в уверенной поклевке, а на леске вдруг забурлило и запрыгало «что-то»… Совсем не по-лещовому. Э-э, да это щука! Из воды высунулась открытая пасть. Щука затрясла головой, вывернувшись в свечке, но не сошла. Я начал осторожно подводить ее к берегу, машинально шаря рукой в поисках подсачека. Найдя его в уже упомянутом виде, плюнул в досаде, и попытался взять щуку рукой под самым берегом. Но та вильнула хвостом, сделав прощальный реверанс, и не торопясь пошла в сторону, унося обрезанный поводок. Было видно, как в уголке щучьей пасти вьется под токами воды обрывок лески и хвост червяка.
Между тем, сторожок бортовой донки, которую я здесь использовал вместо фидера, вдруг качнулся, опал назад, резко пригнулся и выдал звонкую трель колокольчика. Затем толчки стали уже настойчиво-нервными. Рыба явно засеклась. Бросив в сторону злополучную «шестиметровку», кидаюсь к донке, подсекаю и начинаю вываживать тяжелую рыбину. Это лещ, причем, не маленький. Чувствуется упругая и властная сила там, на конце лески. Вскоре лещ поднялся и поплыл к берегу, переворачиваясь в сонном недоумении и поблескивая золотой чешуей. «Все, теперь возьму!» – прозвучало вслух самоуверенное. И только я это сказал, как лещ, по известному уже закону, вдруг уперся под самым берегом, мотнул губастой башкой и…только я его и видел…
Я посмотрел на подсачек, лежащий на берегу и понял: суеверия вредны, аминь.
В это утро, куда бы я ни закидывал донку и вынутый из чехла фидер, везде попадались только некрупные подлещики. Но зато на берегу лежал подсачек, собранный по всем правилам. А рыбу я поймаю в следующий раз…
Сообщение отредактировал sasha777 - Воскресенье, 01.07.2012, 00:14 |
| |
| |
| Loverangler | Дата: Воскресенье, 01.07.2012, 07:52 | Сообщение # 4 |
 Геннадий
Группа: Администраторы
Сообщений: 9862
Награды: 50
Статус: На рыбалке
| Хорошо Тальник пишет, с любовью к рыбалке и со знанием дела, молодец! 
Александр, sasha777, продолжай и дальше радовать нас его рассказами. 
Пусть вечно услаждает взор любимый батюшка – Хопёр!
|
| |
| |
| sasha777 | Дата: Пятница, 13.07.2012, 14:12 | Сообщение # 5 |
|
Александр
Группа: Рыбаки
Сообщений: 964
Награды: 9
Статус: На рыбалке
| Старую собаку новым фокусам не обучишь
(Профессионалы матча могут не читать)
Матчевыми снастями, как и фидером, ловили еще в прошлом веке. Только тогда фидер был обычной русской донкой, где на конце лески болталась сетка «авоська» с тем, чем свиней кормят, а катушкой служила известная «Невская». Ее можно было еще использовать вместо автомобильной лебедки или для подъема блоков при строительстве пирамиды Аменемхета III. Если из ослабевшей руки рыболова, измученного нарзаном, выпадал этот самый фидер-мидер с «Невской» и зарывался в песок, то надо было лишь плюнуть на катушку или сполоснуть ее самогоном. И тогда «Невская» снова работала, как часы. Не как нынешние нежные мясорубки, на которые чихнуть нельзя, но такие дорогие, что если добавить пару wmz из кошелька вебмани, то можно приобрести подержанный Stinger (земля-воздух) для охоты на речных куликов.
Та же история с матчевой снастью. Если произвести археологические раскопки на месте встречи трех нетрезвых рыболовов двадцатого века или покопаться в кладовке дяди Васи, то можно обнаружить известную катушку «Орион-001» или закрытую «КСБ-4», похожую на бетономешалку. Снабженные знаменитой клинской леской, крученой, как шнек, эти катушки посылали грузило из гайки и поплавок из пробки от «Цинандали» на тридцать метров от берега. Вопреки всем физическим законам и с помощью чьей-то матери… Все это называлось бегучей оснасткой. И простой деревенский червяк, кривляющийся на крюке от автокрана, приносил добычи больше, чем кукуруза бондюэль из парижского бистро Дюкасса или динамит господина Нобеля.
Кто еще отличает высокую печать от Microsoft Word, наверное, помнит войну людоедки Эллочки Щукиной с миллиардершой Вандербильдихой в романе Ильфа и Петрова? Я пошел тем же путем, только в ключе рыболовном. Поскольку круг моих рыболовных увлечений очень широк, а кошелек несколько тоньше, чем у Романа Абрамовича, то приобрести все современные снасти не представлялось возможным. Тем более, что идея половить дальним забросом с элементами матчевой ловли пришла вечером, а на рыбалку собирался утром. Поэтому я просто оснастил пятиметровое удилище безынерционной катушкой, леску 0,18мм обработал раствором «Ferry», чтобы тонула, а спортивный поплавок подгрузил полоской свинца на кембрике и воткнул в этот кембрик свитый из проволоки штырек с петлей. Получился скользящий поплавок. Глубины на водохранилище Малой Кокшаги достигали в месте ловли пяти-шести метров, а на бровке – трех-четырех метров. Глухим креплением не обойдешься. На леске завязал свободно скользящий резиновый узелок. Все… Теперь осталось только испытать снасть.
На удивление, снасть работала вполне сносно. Заброс, кончик удилища в воду и сразу выбрать слабину. После нескольких забросов попал на перепад глубин и выставил узелок так, чтобы поплавок притапливался под самое основание овального тела. Так лучше было видно. Поскольку свал на яму, вырытую земснарядом, проходил не дальше пятнадцати метров, мне вполне хватало небольшого усилия для заброса. И поплавок был виден хорошо. Прикормку «Уникорм» забрасывал в виде шаров рукой.
Первые нырки поплавка принесли небольших подлещиков. Когда я поменял червя с опарышем на манную болтушку, взял вполне приличный лещ. Затем – еще один. Итак, моя ловля дилетантским «матчем» все же состоялась.
Линь на фидер
Есть у этого деревенского пруда одна особенность. Здесь водится довольно крупный линь. Капризный, он берет в какие-то определенные периоды, не всегда совпадающие с классикой. Но мне удавалось попадать на его клев в августе. Снастями тогда служили обычные маховые поплавочные удочки.
В этот раз мы здесь с проверкой: как линь себя чувствует? Изволит ли, толстогубый и красноглазый, отведать червяка на крючке? Но клевали только небольшие карасики и окуньки. Между тем, за полосой травы все время кто-то возился. Это было видно по шевелению крайних кустов роголистника и комков тины. Мы закидывали туда свои пяти-шестиметровки, под самый нос, наверное, этому ленивому типу. Но тот, кажется, только отмахивался от наших крючков своими мягкими плавниками-лапами.
Войдя в азарт, мы решили заночевать на берегу. И, конечно, не обошлись без экспериментов. Кроме поплавочных маховых удочек у нас были и фидерные снасти. Было решено применить их, как тяжелую артиллерию. Думалось, что лини днем сторонятся берега и ждут нас с нетерпением у дальних островков тины. Там тоже кто-то копошился. Как известно, линь – не любитель всяких хлебобулочных изделий. Поэтому мы решили смеси для кормушек делать по своему рецепту, впрочем, не уникальному для прикорма линя в ловле с поплавком. Нарезали, «садюги», червей, замешали их с местным глинником и вмяли в кормушки-спирали весом 18гр. Ниже кормушки оставили по одному поводку.
Дальние забросы не остались без внимания местной рыбы. Вершинки фидера то и дело встряхивались, а потом начинали нетерпеливо дергаться. Это клевали жадные окуни. Линь, кажется, только брезгливо чихнул на наши потуги и завалился спать под комок мягкой тины…
Поздним вечером, когда уже выкатилась полная луна, мы выпили по рюмке чаю и тоже решили завалиться спать. Но, услышав странные звуки с воды, подошли к пруду. На тихой глади раздавались всплески и расходились круги под чьими-то движениями. Было видно, что это не плавящаяся и торопливая верхоплавка, а что-то крупнее. Не зря Л.П.Сабанеев упоминал о линях, резвящихся у поверхности воды в теплые ночи. Это явно были донные лежебоки. Причем, теперь они держались не в траве, как днем, а на чистых и открытых местах.
Не сговариваясь, мы кинулись к снастям. Зарядили кормушки, насадили отменных навозных червей и забросили снасти на самую чистину, где кружили зачарованные полнолунием лини. И не зря были наши эксперименты, и ночевка на берегу под нытье комаров. Редко, но верно брали лини на наши фидеры, опровергая классическую аксиому о капризной поклевке, выводящей из себя самого терпеливого рыболова.
Ранним утром, на которое мы возлагали особенные надежды, линь словно пропал из пруда. И на наши крючки с «навозниками» опять накинулись жадные окуни. Не причудилось ли все это нам? Чего только не бывает в полнолуние? Но у берега шевелились и толкались в садках золотистые лини.
Одинокий карась
В этот раз мы с сыновьями решили основательно проверить копаное водохранилище, что находится рядом с городом и соединяется с рекой небольшой протокой. Чего, мол, далеко ездить, если рыба рядом? То, что рыба есть на этом озере-водохранилище, я убеждался еще в мае. Тогда неплохо поклевывали подлещики, изредка лещи и, конечно, мелочь. Но та сторона озера была людной, поскольку не было препятствий добраться до нее пешком или на велосипеде (к счастью – не на автомобиле).
Нам же хотелось, чтобы и в ловле у города создавалась иллюзия дальней рыбалки в диких местах. А это возможно было лишь в месте, где берег был отрезан в двух местах протоками, соединяющими озеро с рекой. Поэтому мы взяли с собой резиновую лодку, переплыли протоку и долго выбирали место, где можно было поставить палатку и тут же ловить рыбу. Но везде обрывистый берег круто уходил в воду, а поверху все полянки густо заросли шиповником. И палатку не поставить и с удочками не посидеть без риска нырнуть в воду.
Наконец было найдено идеальное место. Палатка расположилась, словно в тенистой спаленке, среди высоких ивняков. Берег был открытым, относительно пологим и удобным для ловли поплавочными удочками и фидером. Эльдорадо… Кругом – ни души. Леска фидера уходила круто в воду, а поплавки удочек, заброшенных у берега, пришлось выстраивать под три метра глубины. Все, как по заказу.
- Ну, мужики, – сказал я сыновьям самоуверенно, – будет здесь крупный лещ. Поймаем. Прикорма бросим – подойдет.
Как говорят: ангелы слышат мысли, а бесы слова. Лучше бы ничего мне не говорить вслух… В самых «клевых» этих местах и перепадах на ямку отменно клевала только сорожка-плотвичка, редко, если с ладонь, а чаще – с полтора пальца… Я и прикармливал самой свежей фидерной прикормкой, и червей нашел местных под досками и листьями. И болтушку из манки замешал совсем свежую, тоже из местной воды озера, поскольку было мнение, что на воде из водопровода хуже выходит манка, не по вкусу привередливому лещу. Все было напрасно. Ни лещей, ни даже подлещиков здесь почему-то не было, хотя по всем моим предположениям место должно было быть рыбное. Но у лещей и подлещиков-юнцов, очевидно, было мнение противоположное.
Один лишь раз поплавок по-лещевому плюхнулся на воду, а потом пошел в сторону и уверенно исчез под водой. Подсечка!.. На леске заходила тяжелая и упрямая рыбина. Наконец, подхваченная подсачеком, она забилась на траве. И только теперь мы смогли рассмотреть рыбу. Да это карась! Граммов на восемьсот.
Когда мы шли обратно на резиновой лодке, на протоке обнаружили рыболовов. Они, словно легкомысленных уклеек, лениво дергали подлещиков на глубине не более метра и в самых людных местах. Река обмелела, и вода шла по протоке из водохранилища в реку сильно, как весной, и в этих струях держался тот самый подлещик, из-за которого мы и забирались подальше от людей…
|
| |
| |
| sasha777 | Дата: Четверг, 26.07.2012, 23:01 | Сообщение # 6 |
|
Александр
Группа: Рыбаки
Сообщений: 964
Награды: 9
Статус: На рыбалке
| КОЛДУН
- Эй, нельзя-нельзя!.. Не вставай, занято!.. Эй, парень!.. – гулко раскатилось над тихой и пустынной водой.
Я оглянулся и увидел отчалившую от берега резиновую лодку. Кажется, кричали оттуда. А лодка, поднимая бурыли перед собой, приближалась ко мне. В ней торопливо размахивал веслами встревоженный чем-то гребец.
Я заинтересованно ждал. Наконец лодка остановилась, качнувшись на собственной волне и поворачиваясь бортом. В ней сидел рыболов-не рыболов, скорее – дачник в клетчатой рубашке и куротной шляпе-канотье. С его крупного простого лица, словно наспех слепленного, капал пот, струясь по шее.
- Я же кричал вам.., - начал, было, незнакомец, ощупывая меня и вещи в лодке пристальными светло-серыми глазами. Будто бы увидев все, что-то для него важное, и в чем-то убедившись, он продолжал:
– А-а, да ладно, вы, наверное, новичок здесь? – почти уже спокойно-миролюбиво спросил торопливый незнакомец, нажимая на «о». – Николай я, Колян…
- А что случилось то, Колян? – ситуация начала забавлять меня.
- Место вы мое заняли.
- Так ни души на озере, хоть куда вставай. Что здесь коряга торчит, что там и там… Все ваши места?
- Да, - просто ответил Колян.
- И там у камыша? И за поворотом, и у того берега? – спрашиваю уже, едва пряча смех. – На всем озере?..
- Да, - снова и вполне серьезно повторил Николай, нисколько не смущаясь.
Я уже более внимательно пригляделся к странному человеку. Мне показалось, что в его глазах, наполненных истовой убежденностью своей правоты, промелькнула какая-то безуминка и невероятная бездонность, словно на долю секунды открылась ночь полнолуния с черным небом и падающим вниз лунным светом. Эта мимолетное мгновение застывшего взгляда вместило в себя еще и умную насмешку. Так, наверное, когда-то глядели на царей шуты и юродивые. Но тут же все ушло и нивелировалось, словно круги на тихой воде. Может быть, эти быстрые и невнятные ощущения передавали прозрачные, словно маленькие озера, глаза незнакомца, в которых отражалось небо? Нереально яркий зеленый свет глаз, вероятно, через контактные линзы, словно жил отдельно и разумно, как жили отдельно и быстро меняющиеся в них картинки.
Нормален ли он? Впрочем, нормальны ли мы все сейчас в этом безвременьи? Я уже встречал подобных странных людей, живущих везде и нигде – в землянках-норах на островах зоны затопления, в падающих звездах, шуме прибоя и теплых ветрах, приходящих с Волги. Сашка, Леший, Копченый, теперь – Колдун… Почему-то я сразу так назвал про себя этого новознакомого Николая. Наверное, и в нем было что-то от этих странных людей с неуловимыми, выцветшими и меняющимися, как голограмма, взглядами, одновременно острыми, словно у лаек-хаска…
- А кого ловите здесь? – спрашиваю, не затрагивая больше тему правообладания озером. Было уже бессмысленно спорить.
- На моих местах берет крупный карп, очень крупный. Вот такой, - Николай раздвигает руки в полный размах.
- На приваде ловите? Прикармливаете?
- Нет, - досадливо дернув щекой, торопится сказать Колдун. – Карпы просто приходят и берут на моих местах. Они берут на моих местах каждый год, - повторяет Колян, выделяя – «на моих».
- Понятно. Но я вам не конкурент. Я не за карпами, а со спиннингом. Окуней на вертушку ловлю. С десяток надергал у вашей коряжки.
- Вот-вот, я и говорю. На моих местах… Ловите-ловите. Это хорошо, что вы не за карпами, - словно бы обрадовался Колдун лукаво. – Вот и ладно…
Я еще похлестал спиннингом по чистым мелководьям, куда к вечеру вышел окунь, а потом и к ночи стал готовиться. Поставил палатку, костерок запалил, небольшой по летнему времени. Рыбу было лень чистить, и в котелке забулькала картошка с тушенкой. Располовинил огурец, натерев его солью и обложив зеленым луком с пучком укропа. Нарезал самодельное сало. Все, и делать, вроде, нечего. А до утра далеко. «Позвонит или не позвонит?..» Этот вопрос был со мной все время, но с рыбалкой и хлопотами по ночлегу задвигался куда-то в дальний ящик подсознания. «И дети совсем большие, и живем отдельно уже давно… Это нам сейчас нужно?.. Но все равно ведь, семья, воскресный чай у телевизора…» - теперь уже зудело настойчивой мухой. Отгоняя ее, назойливую, убираю с костра котелок с картошкой и ставлю на угли. Пусть доходит.
Думается, на запахи тушенки и сосед подтянулся, Колян. Вытащил лодку на берег и стал вглядываться в луга, куда уже сползал вечерний туман. Чего уж он там искал? Только бледный лик Луны оттуда был виден. Кажется, полнолуние грядет?
Я достал из палатки бутылку и пригласил соседа:
- Ужинать будете? Одному скучно.
- Не откажусь. Мне еще работать ночью.
Интересно, где он работать собирается ночью?
Выпили, хрустя вдогонку огурцом. Повторили молча под зелень и копченое сало. А потом Колдун заговорил без предисловия, перейдя на «ты» и словно продолжая начатый разговор. Так, наверное, и было. И говорили об этом в последнее время, и в мыслях постоянно саднило.
- Сейчас вон закон о рыболовстве мусолят… Ведь все на виду. Цель одна – последнее с нищего. Ты погляди: берега Волги проданы. Пусть – арендованы, но и подойти, пройти нельзя по берегу мимо дома-виллы. Все равно собственность. До лесов, озер и речушек лесных добрались. Лукавая аренда… Отбирают последнюю радость у нищего российского человека – посидеть с удочкой на речке. Создавайте платные водоемы: сами копайте, запруживайте, зарыбляйте, владейте, но не трогайте то, что создано до вас природой. Здесь хоть алчные руки уберите… Нет уже надежды на будущее, на работу, где платят, а не делают вид, так оставьте хоть немного для души, не отнимайте последнее.
- А чем живете-то, если не секрет? Где-то работаете?
- Колдун я теперь. Тем и живу.
Банальность, но первые мои впечатления и придуманное имя для нового знакомого оказались верными.
- Это как – колдун? Профессия?
- Я на инвалидности, а приворотами и заговорами, вроде, как подрабатываю. Наверное, смешно вам?
- Нет, просто странно, необычно.
- Я вначале в деревне жил. Потом, с затоплением, водохранилище пришло прямо под наш берег. Волжскими жителями определились сами собой... А тут как раз – Гайдары, Чубайсы, Кириенки, дефолты. Работы у мужиков не стало. Сократили и меня. Пришлось с реки брать на житье и обучение детей. Вначале ловил и сам в городе продавал, а потом дорого стало ездить. Перекупщикам начал сдавать по дешевке. Думал, на реке живу, лишнего не беру, не убудет. Все равно каждый год отраву с заводов льют, с подсланей теплоходов сбрасывают, когда не видно. Лещи-солитеры лигулезные поверху шныряют немеряно, а потом тоннами на дно оседают… И ничего. А возьмешь от реки – браконьер… У нас все мужики так живут, кто безработный. Нет, это правильно, не тронул бы без необходимости, была бы работа. До этого ведь только на еду брал… Если б не время поганое… для кого-то – самое лучшее… Эти, сверху, жируют без оглядки, словно по три рта у них и по три кишки. И дети их в армии не служат, долг отечеству только пацаны деревенские отдают да из городишек те, кто откупиться не смог. За идею сейчас редко идут, не как в наше время, когда не мужиком был тот, кто не служил… А сейчас и нет ее этой самой идеи. Хапнуть и – на Мальдивы… Давили в свое время нас идеологией чрезмерно. А сейчас другая крайность – пустота… Не до того, а что поколения вырастают в бандитской стране, питаемой бандитской идеей, как телевизионной, так и книжной, это подождет. Главное – экономика!.. Не смотри и не читай хню разную, есть выбор. В Интернет загляни, подпитайся чистой информацией. Как же, куда не заглянешь – одни задницы да передницы в разных вариантах, хоть ты и про державность российскую интересуешься… А из писателей теперь в цене Донцовы… Читай, приобщайся к вечному, доброму, мудрому… Смотри сериалы про сладкие сопли или бандюков… У власти и кормушки легко окидывать взором серую бескрайность, в которой не видны люди-точки и повседневные их мелкие заботы. Удивляются: только и всего - пожрать да семью накормить? Одеться?.. Крышу над головой, работу?.. Какие мелочи… Надо глобально мыслить – даешь нанотехнологии, компьютер в каждый дом!.. А тут - пожрать, работу давай… только то… Свысока не видна голозадая страна Россия в своих мелких деталях. У другой страны слишком высокие стены, из-за которых не видны гнилые лачуги окраины российской, спивающейся от безысходности. В одном, казалось бы, государстве люди-гастарбайтеры, те же русские, снуют туда-сюда за куском хлеба, словно из своей страны в чужеземье. В Швеции бы так или Норвегии. Смешно… Скандинавский купец или промышленник больше половины доходов отдает пусть маленькому своему отечеству, тем и поддерживает более слабых, не способных к проворливому и лукавому торгашеству, но умеющих делать свое ремесло, тоже для пользы страны, для ее главной идеи и духовности. А тут – не тронь сытых! Тех, кто единолично доходами распоряжается от продажи нашего, вроде, общего богатства – нефти, газа, ети его!.. Окромя, как сырье продавать, так и не умеем ничего, китайским одноразовым ширпотребом пользуемся. А с тех, кто у нефти, возьмешь налог по доходу, мол, прятать начнут. Лучше опять по привычке – последнее с нищего. Ха!.. Сил нет у власти законы издать, чтобы прятать страшно было?.. Как же, кого судить-то потом, себя?.. И Третий Рим не простоит долго на отрицании отрицания, когда у одних проблема – яхту купить на метр длиннее, чем у соседа, а у других – ребенка накормить. Ты посмотри, страна, как была разобщена на феодальные княжества, так и осталась. Уровень жизни, словно в разных государствах.
|
| |
| |
| sasha777 | Дата: Понедельник, 01.10.2012, 15:03 | Сообщение # 7 |
|
Александр
Группа: Рыбаки
Сообщений: 964
Награды: 9
Статус: На рыбалке
| Заколдованное
(глава из романа «Лейкемия»)
…Он взял Анну на разноцветье трав, у тихого озера. Она тогда была еще совсем девчонкой. Когда Анна заходила в воду, белые ее ноги задевали тростники. Эти прикосновения были ей неприятны. Она глядела через плечо на Тима и притворно сердилась оттого, что он видел ее испуг перед темной вечерней водой, в которой уже лежала Луна. Еще ее, видимо, пугало то, что она впервые была обнаженной и беззащитной под его жадным взглядом. Это же будило в ней восторг, причину которого она еще не могла понять. Тим видел ее детскую спину, покрытую зябкими пупырышками, мягкие припухлые полукружья ягодиц, между которыми искушенный взгляд дорисовывал нежное лоно. Анна осторожно наблюдала за ним в полуоборот и, как бы случайно, взгляду Тима открылась маленькая грудь с острым соском-бутоном. Анна смеялась от переполнявшего ее неведомого чувства, и эхо повторяло ее смех на спящей воде. И от этого уже невыносимо полного восторга, в ожидании чего-то одновременно страшного и желанного, Анна рывком повернулась к нему, разметав на плечах белые волосы, в которых запутался ветер. Он увидел ее всю. И она, не скрывая уже сокровенное, что темнело под упругим животом, почему-то сложила руки лодочкой перед грудью, словно умоляя Луну темноглазую, остроухого филина оберечь ее, не дать вычерпать до дна. А может быть, просила Анна в эту минуту благословения у ночной тишины на то, к чему ее призывала женская природа…
Тим кинулся к ней, разбив лунное зеркало на множество осколков, и взял Анну на руки. От ее волос пахло вечерней росой, настоянной на ландыше и багульнике. Черный лес, скопец, сгрудился вокруг них, закрывая мозолистыми сучьями-руками от нескромных взглядов. Два сердца бились на ложе из папоротника, и только старый лес да стыдливо дрожавшая Луна были их свидетелями. Этой ночью они стали мужем и женой…
…Автомобиль, лоснящийся, словно мокрый зверь, приближался мучительно медленно, но вдруг оказался совсем рядом, оскалясь решеткой радиатора. Тим неуверенно шагнул вперед. На никеле бампера вспыхнуло и погасло солнце, отбросив блик на стекло машины, за которым отчетливо виделись совершенно круглые глаза водителя с резкими точками зрачков. На какой-то миг время остановилось, вместив в себя множество запахов и звуков. Взбитое розовое облако все так же плыло в выбеленном жарой небе, над асфальтом струилось марево, из рук рыжеволосого мальчишки, стоящего с раскрытым ртом, медленно падал яркий полиэтиленовый пакет. Где-то рядом болезненно пронзительно вскрикнули. Ему показалось, что кричала Анна. Это было последнее, что осталось в памяти Тима. И был удар, а потом пришла чернота…
Тимофей вздрогнул и проснулся, машинально отирая со лба холодный пот. «Опять эти сны…Чушь какая-то…»
- Вам плохо? – участливо спросила маленькая старушка, сидящая рядом в кресле автобуса. Она положила морщинистую руку-лапку на его плечо, и Тим сразу успокоился, словно это мама была рядом.
- Нет, бабушка, приснилось чего-то… Все в порядке.
- Вот-вот, все компьютеры ваши, наглядитесь образин да сулемы всякой на экране, тьфу, а потом и видится чертовщина всяка!... Мой-то внук ночей не спит из-за стрелялок этих, будь они неладны!..
- Да у меня и компьютера-то нет, бабушка.
- Ну и ладно, ну и молодец. Жить-то надо настоящей жизнью, а не придуманной.
- Да…
Сны приходили с монотонным постоянством, были почти всегда цветные, в тяжелых кошмарах и ярких видениях, словно картинки из детства и юности. И тогда Тиму не хотелось просыпаться.
Он ехал домой из города. В этот раз от него ничего не стали скрывать. Старый врач положил тяжелую руку на плечо и сказал просто и буднично:
- Деньги надо, сынок, много денег. И лечиться надо не у нас, а в столице, или еще лучше – в Германии. Мы больше не сможем помочь. Прости…
- Я понимаю, - словно во сне ответил Тимофей, но от этой домашней будничности и обыденности слов седого доктора не поверил сразу в приговор.
Он познакомился с Анной там, где встретиться можно было, наверное, разве что с кикиморой, шишигой, в лучшем случае - с русалкой. Впрочем, Анна, кажется, и была русалкой… Случалось потом, блеснут лукавые ее глаза, остановятся в них прозрачные озера, нальются глубокой синевой, и откуда-то опадет вдруг серебристая большая чешуина… А ответ один, мол, ты и притащил рыбину, с нее шелуха сыплется. Естественное объяснение… Он принимал его, купаясь в струщемся аромате ее волос, пьяный от синевы бездонных глаз и белого ее обнаженного тела, но где-то внутри все равно билась здравая мыслишка: какая рыбина, он и на воду не выходил?.. Русалка, одно словом…
Тимофею уже не раз говорили про какое-то заповедное озеро, таящееся среди моховых болотин и сосновых боров. И открывалось это озеро не каждому, мол, находили его чаще случайно, заплутавшись. А потом, как ни искали, не могли вернуться в те же места. Лишь в пиковый момент, в исступленной тоске и панике иной блуждавший вдруг видел свет среди глухолесья, ослепительный простор и гладь озера в солнечной ряби. Омыв лицо и успокоившись, путник как-то сам собой находил дорогу обратно, но опять же не мог отыскать ее, лесную дорогу, уже потом. Словно лишь ненадолго открывался портал в заповедье, для вынужденной необходимости. Не было отмечено озеро и на карте. Но доходили слухи до Тима, что существовали редкие счастливцы, видевшие озеро. А потом рассказывали о пудовых щуках, золотистых линях, не влезавших в подсак, и окунях-горбачах до трех кило… Сказки, казалось, но Тимофею хотелось в них верить и найти озеро.
В это серое оттепельное утро он месил сырой снег, кружа и кружа вокруг предполагаемого места, где по рассказам должно находится озеро. Уже не раз он видел просветы среди боровых сосен, но это оказывалась или старая лежневка, или моховая болотина, заросшая чахлыми деревцами.
Сосновый бор гудел от верхового ветра. Изредка с дерева обрушивалась шапка снега, и тогда блестевший от измороси наст взрагивал и змеился трещинами. Лес был влажным, терпко пах оттаявшим багульником и теплой хвоей. Стволы сосен тоже сочились влагой, и от этого были оранжево-ярки, словно вымыты. Легкая дымка лежала в борах, синие тяжелые тучи набрякли и опустились прямо на верхушки сосняков.
Тим уже не раз проклинал себя: понесло, мол, в никуда… Сказано – проклятое место, заколдованное. Так просто не найти. Мальчишка!.. Сидел бы сейчас где-нибудь да таскал матросиков. Крупную рыбу хотел найти, в одиночестве, среди глухомани… Тьфу!.. Ползай тут на брюхе по сырому снегу…В одиночестве…
Он смахнул с лица едкий пот, заливавший глаза, и огляделся. «Кругами хожу, - понял он неожиданно, заметив свой же след и узнав место по двум приметным соснам, сломанным осенней бурей в виде садовой тяпки-вилки. – Чего искал, то и нашел. Заблудился…» И от понимания этого, он, к своему удивлению, не испугался, а словно даже обрадовался в ожидании чего-то неожиданного и инфернального. «Говорили же, лешак водит и путает, а потом, назабавившись, отпускает домой. Пердун, старый. Скучно одному в чапыжниках, вот и ерничает!.. - развеселился Тим, закуривая сигарету. – Выходи уж, старый, покажись, не обижу… Как там тебя, лесной дядя, полисун, скоугман?.. Эй!..»
Эхо отдалось в борах и замерло. Но, спустя мгновение, вернулось уже более тонко, в женском печальном всхлипе ли, смехе?.. Тимофей вздрогнул. «Чертовщина… Галлюцинации или на самом деле волшебное место? Пермский треугольник, зеленые человечки?..»
- Эй, выходи! Как там тебя?.. Хватит дурку валять!.. – крикнул он, уже всерьез принимая глухой лес, как живое всевидящее существо, где вполне может обитать лесной мужичок-зыбочник…
- А я и выхожу, - вдруг послышалось совсем рядом. - Хи-хи… А чего это вы кричите? И с кем разговариваете?.. Случайно, не с лешим?.. Заблудились?..
Из леса вышла девушка-снегурочка. Вероятно, это была обычная девушка в короткой светлой дубленке, но Тим, находясь в эйфории сказки, видел все в ином, зазеркальном свете, как блаженный-юродивый, живущий за гранью объективности.
- Так с кем вы разговариваете? – снова повторила снегурочка и рассыпалась звонкими смешинками-льдинками, словно хрупкая шуга перекатывалась в лесном ручье. Девушка кротко смотрела на Тимофея, глаза ее на мгновение вспыхнули яркой синевой, тут же опавшей под длинными ресницами. Но этого мига было достаточно, чтобы у Тима ослабли ноги и почему-то потемнело в глазах. Так же потемнело и все вокруг. Неожиданно быстро и не ко времени упали сумерки, тучи осели еще ниже, и, кажется, опустились на самую землю.
- Вы кто, лыжница? Отстали от своих? – глупо спросил Тим, быстро теряя наработанные шаблоны в разговорах с незнакомыми девушками и некоторое нахальство.
- А я похожа на лыжницу? – так же кротко спросила девушка, снова вспыхнула на миг синевой глаз, и потупилась. Но, кажется, она едва сдерживала смех… - Сейчас даже ведьмы не летают, погода не летная. А на лыжах здесь не покатаешься. Сыро и снег глубокий.
- Все же одна, одна в лесу… Вы тоже заблудились? – Тим лихорадочно пытался вернуться в реальность и подыскивал происходящему сакраментальное объяснение, в заурядности которого он мог обрести опору и привычный комфорт мысли.
- Я здесь живу, с дедушкой, - просто ответила снегурочка. – Меня зовут Анна.
- А дедушка у нас кто? Леший? – попытался, было, съязвить Тимофей.
- Можно и так сказать, - звонко рассмеялась девушка. – Он лесничий.
- А меня Тимофеем зовут, можно Тим. Мама так назвала почему-то. Сейчас имен таких, вроде бы, и нет. Так и мучаюсь.
- Хорошее имя.
- Правда?..
Они постояли в натянутом молчании. Потом Тимофей закинул рюкзак на плечи, поправил лыжи, топнул по сырому насту.
- Ну, я пойду. Темнеет уже. Надо к дороге выйти.
- Вы не дойдете. Дедушко не отпустит.
- А-а, леший запутает в лесу. А потом заухает, завоет по-волчьи, начнет столетними деревьями швыряться и кердык, инфаркт миокарда при вскрытии. Разрыв сердца от страха. В лучшем случае – понос… Медвежья болезнь…
- Вы не смейтесь. Пропадете в лесу, поздно уже и дороги не знаете. Пойдемте к нам. Дедушко хоть и странный, но не злой. А завтра он покажет вам, как выйти.
Домик лесника оказался совсем рядом. Тим понял, что уже не раз проходил мимо него в каких-то ста метрах. Вон и просек, по которому он пытался выйти к озеру, вон пень-вывороток, словно вздыбившийся на задние лапы медведь. «Точно, чертовщина… - еще раз уверился он. – Ладно, бог не выдаст, свинья не съест… Не в лесу же ночевать».
Внутри изба оказалась неожиданно просторной, словно булгаковская нехорошая квартира, открывавшаяся в другом параллелье. На русской печи сидел серый кот с брыластой иноземной физиономией. Кот полыхнул желтыми глазами, уставился пристально на Тимофея и, словно что-то для себя решив, отвернулся равнодушно и начал вылизываться.
- Это Феликс, британец. У него и паспорт есть, - перехватила его взгляд Анна.
Были, видимо, и другие комнаты. По крайней мере, Тим заметил две двери, отделанные деревянной резьбой. В сумраке избы неожиданно блеснул монитор компьютера, под ним горел огонек «бесперебойника», в другом углу виднелся плоский экран телевизора. «Плазма, - понял Тимофей. – Вот тебе и лешачье угодье, избушка на курьих ножках…»
- А как вы в лесу...? – начал, было, Тим.
- Как мы тут не одичали? – подхватила, смеясь, Анна. – Двадцать первый век на дворе, надо соответствовать. Дедушко, кроме того, что работает в лесу, режет по дереву, устраивает охоты для иностранцев, еще и писатель. Он пишет о лесе.
- А питание для этого? – Тим повел рукой в сторону компьютера, понимая, что вопрос глупый. Случалось, был уже на хуторах и охотничьих базах.
- У дедушки в сарае стоит армейская мобильная станция. Сейчас включу.
Анна вышла. Вскоре где-то рядом застрекотал движок, и комната наполнилась мягким светом старого торшера. С печи блеснул исподлобья взгляд кота, пристально наблюдавшего за Тимофеем.
В избу вошла Анна.
- Ну, давайте ужинать. Наверное, проголодались?
- Есть немного.
На столе в теплой кухонке, отгороженной рядом с печкой, запарила отварная картошка. Зашкворчало мясо на сковородке-чугунине.
- Дедушко утром беляка взял, - пояснила Анна. – Вот…
- Не жалко?
- А в лесу нельзя без этого. Лишнего не брать – главное. К тому же заяц силен и хитер, еще неизвестно, чем кончится охота. Дедушко часто пустой приходит, а потом встать не может несколько дней. Косой, говорит, запутал и умотал. Он их профессорами называет, умных зайцев… У дедушки сейчас и собаки нет. Старый гончак Бушуйка умер, а нового не завели. Вот один и ходит, дедушко… Вы ведь тоже мясо едите, но там, в городе, убивают более жестоко. Вначале кормят, ухаживают, а потом приходят и убивают, глядя в глаза …
- Я теперь не в городе живу.
- Тем более. Скотину в деревнях с малолетства выкармливают, а потом режут, почти члена семьи, друга.
- Ну, вы скажете.
- Так и есть…
На столе появилась бутылка, тронутая слезной изморосью.
- Будете с устатку, Тимофей?
- Не откажусь немного, как вы сказали, с устатку… Эх, мне б такую жену!..
Анна засмеялась.
- А я, кстати, тоже не замужем…
Они смущенно замолчали. Тим выпил и перевел разговор на другое, алея уже загоревшимся лицом.
- А где у вас дедушка?
- Сейчас придет. Он в лесу.
- Это не он меня водил по буеракам и чапыжникам? Полдня озеро искал, только заблудился, - попытался пошутить Тимофей. – Он ведь у вас немножко леший?
- Все может быть, - странно блеснула глазами девушка. – Вы закусывайте. Вот зайчатина, картошечка, рыжики соленые…Ешьте на здоровье…
Кот на печи повернул голову и внимательно взглянул на Тима. Глаза Феликса полыхнули желтым огнем, острые точки зрачков расширились и растеклись в сверлящий пристальный прищур, проникающий, кажется, в самую душу. У Тима закружилась голова. «Надо же, с одной рюмки…» - усмехнулся он.
Дверь стукнула, и в избу ввалился человек в белом сыром масхалате.
- Пустой я по вечеру, Анютка, - начал, было, человек. Но, увидев Тимофея, остановился, снимая капюшон. – А-а, это ты…
- Вы меня знаете?
- Видел… И с чем к нам пожаловали?
- Дедушко, он рыбак, Щучье озеро искал да заблудился, - вмешалась Анна. – Может, покажешь утром озеро и дорогу?..
- Нет, внучка, дорогу покажу, а озеро нет.
- От чего ж такая немилость? – неприязненно усмехнулся Тим. – Я пока ничего плохого не сделал.
- А оттого, мил, человек, что ты-то, может, ничего и не сделал и не сделаешь, про тебя я уже все понял, а другие, которые потом придут… Видел, что по весне делается, когда нерестилища перекроют?.. Ей же пройти не дают, детишек вывести. Ты поставь сетку в сторонке, возьми на еду, но не убивай все без остатка. После тебя по проторенной тропе и жлобы с аккумуляторами заявятся, током бить будут, до пустоты после себя. Выбьют все живое, вплоть до головастиков и комаров-дергунов, то есть, пищи рыбьей наипервейшей… Не покажу. Ешь, отдыхай, а утром на шоссе выведу, но дорогу сюда забудь. Извини, если что не так…
Дед блеснул пронзительным взглядом из-под кустистых бровей, что-то прошептал в черную бороду и неожиданно рассмеялся, густо и раскатисто…
- А ты молодец! И скандинавского лешака приплел, скоугман… Ишь ты! Но озеро не покажу, не покажу…
Он, чего-то ворча про себя, прошел в комнату, крикнув оттуда:
- Анютка, плесни мне стопочку и поесть чего-нибудь погрей. Гостя в сауну проводи и пусть отдыхает. Завтра путь дальний, а снег тяжелый, сырой… Скоугман, ети его в колено…
«Он меня видел, знал все и наблюдал, старый лешак! - вспыхнул неожиданной злостью Тимофей, но тут же остыл. – С тонким юмором, дедок…»
- А у вас, что, и сауна есть? – вроде бы удивился Тим, но теперь уже ничему не удивляясь.
- А почему бы и нет?.. Вы на дедушку не обижайтесь. Он добрый, но за лес болеет. Он в пустынь эту из города пришел, чтобы покой найти и чистоту. Все его старые места, где он с малолетства рыбачил и охотился, давно погубили. Время злое. Сюда тоже приходят злые люди, но ничего не находят.
- Почему?
- Это вам не понять…
После сауны и рюмочки Тимофею было легко и покойно. Мысли комкались в ленивую чепуху: «У них, оказывается, есть еще одна комната… Наверное, в другом измерении…Домик-то маленький… Нарисуем – будем жить…Лешак и ведунья-внучка… А она красивая, чертовски красивая и милая…» И уже наваливалась мягкая дрема, в которой, казалось, присутствовало непрерывное тихое и завораживающее мурлыканье кота Феликса, или это постукивали часы?.. Дом поскрипывал, словно отдыхал после трудного дня и тяжелых сырых ветров. Слышались шорохи и словно невесомые шаги. Неожиданно скрипнула половица.
- Тише! Не пугайтесь, это я… - послышался шепот, и рядом с ним под одеяло скользнуло гибкое тело. – Ласкайте меня! – Анна шептала горячо и сбивчиво, словно задыхаясь. – Ласкайте! – уже настойчиво повторила она, блестя глазами. – Мне одиноко и страшно. Не бойтесь, я уже взрослая…
Тим, словно в полусне, прикоснулся к ней. Анна покорно ждала. Он скользил руками по ее горячему юному телу, словно еще не веря в происходящее. Но, загоревшись неожиданно яркой страстью, ласкал уже сильно и настойчиво, проникая руками везде, от острых бутонов нежной груди до упругого живота и мягких складочек, скрывающих сокровенное… Анна, кажется, ждала главного. Трепетала от страха мелкой дрожью, но ждала… Тимофей же с удивлением чувствовал, что не может перейти границу, за которой могла быть высшая точка блаженства, вершина обладания слабым и покорным женским молодым телом. «Я ли это?.. Что со мной? – уже словно со злорадством и мучительным сладострастием мазохиста допрашивал себя Тим. - Что со мной, для которого быть с одной женщиной больше недели - тягостная и скучная обязанность?.. Я будто берегу ее для… Для чего?..»
Анна поняла.
- Не торопи себя. Просто ласкай, много и сильно ласкай, а потом найди… Главное – найди, милый, потом. Я буду ждать…
Утром Анна, опуская глаза, тихо сказала:
- Я покажу озеро, пока дедушко спит.
- Может, не надо? Деду будет больно.
- Нет, ты не обидишь озеро. Он знает.
…Рассвет занимался над озером в туманной влажной дымке. На глазах теплело небо, и розовели верхушки боровых сосен. Вспыхнуло заозерье, и залилось алым безраздельно и властно. А там и через боровые прогалы пробился свет и упал на грязно-серый лед, ставший сразу цветным и свежим, в контраст синим теням. Потянуло с моховых низин талой свежестью и живицей. Вначале несмело, а потом сильно и звонко запели птицы, словно полоща клювы студеной водой и перекатывая в маленьких своих горлышках льдинки-стекляшки. Пришло неожиданно ясное утро предвесенья…
Тим быстро наловил живцов-сорожек и расставил с десяток щучьих жерлиц. Едва он присел на стульчик, чтобы попить лесного чаю-настою из термоса, приготовленного поутру Анной, как поднялся и затрепетал на ветерке флажок жерлицы. Подбежав к снасти, Тимофей взялся за леску и поддернул ее, чувствуя, что палец прожигает резкая боль от резанувшей по фаланге лески. Рыбина была неожиданно тяжела и упориста уже по-весеннему. Тим, забыв о боли, в азарте подтягивал и отпускал леску, чувствуя несоразмерность снасти с яростной силой щуки. Нащупав багориком подо льдом живую плоть, Тимофей рванул ее кверху, выдавливая воду и каких-то букашек-рачков, прилипших к подледью. Из лунки выползла желтобрюхая щука, согнулась кольцом на льду, распрямилась и застучала настойчиво хвостом-лопатой, с шелестом разбрасывая по сторонам снеговую хлябь. Затем, сонно заскучав, перевернулась на брюхо, тяжело открывая алые жабры и поворачивая пронзительный глаз в сторону Тима. «Чего смотришь, динихтис – гроза акул? Была б побольше – съела, так ведь?.. Все честно, ты – меня, я тебя… Без запрещенных приемов, ну, почти…» - подмигивал щуке Тимофей. Рыбина, кажется, понимала его и тянулась к человеческому телу, судорожно открывая пасть. По крайней мере, так казалось Тиму в подспудно- потаенном желании оправдать свою жажду охотника-добытчика.
А флажки уже поднимались беспрерывно. Щука брала жадно и яростно, жируя перед сладкой и мучительной порой, дающей начало новой жизни. Тим знал эту озерную особенность, когда сонная зимняя щука за десять-пятнадцать дней до нереста, случавшегося нередко подо льдом, появлялась как бы ниоткуда. Ее словно и не было до этого, а озеро отдаривалось лишь окуньками и плотвой. Но, соблюдая сроки, данные Началом всего, каждый год приходила и приходила озерная Рыбина, поднималась с черных глубин, жрала все живое, питая свою плоть соками и плотью чужеродной, чтобы хватило силы на воспроизводство себе подобных…
Выволакивая очередную щуку, Тим вдруг понял, что внутри у него стало пусто от ловли дуром идущей рыбы. Так случается, если не добывать рыбу из меркантильной корысти, а только брать для еды и удовлетворения страсти. И все время ему чудилось, что из боровой крепи за ним наблюдает пристальный взгляд, сверлящий и настойчивый. Еще казалось Тиму, что среди сосновых оранжевых тел мелькает время от времени белая призрачная фигура в масхалате. А за ней в мягких прыжках торопится попасть в след фигурка серая и грациозно лукавая, пуская неоновые искры в прозрачное небо. «Феликс!..» - причудилось Тимофею и тут же мелькнуло ироничное: «Ну, ты, парень, так и без «белочки» в санаторий «Улыбка» определишься. Самым уважаемым клиентом после Наполеона… Он что, собака за дедом бегать? Но домой все равно пора. Рыбы и так достаточно, а еще дорогу искать. У деда теперь не спросишь, как же, без разрешения на озере был… Может, он и прав. Так только сейчас и сбережешь водоем. Откуда ему знать, кто я и кого потом могу привести с собой?.. Эх, только Анну бы не потерять, как-то вернуться…»
Но уйти со льда во время щучьего жора было нелегко, хотя почти у каждой лунки бились наотмашь и елозили на снеговой каше матерые рыбины, пьяные от свежей воды и яростной обреченности. «Ладно, еще одну… Сколько их, семь?.. Для полного счета последнюю и домой…» - словно бы уговаривал себя Тимофей, не в силах вот так просто уйти из Лукоморья заповедного, о котором мечтал, может быть, всю жизнь… «Еще одну и все, пойду без оглядки… Только одну…» - почти молился Тим, но щучий выход кончился, как по команде. Озеро стало безжизненно и пустынно, замерли даже птицы. Все это можно было объяснить резкой переменой погоды, но Тим знал: лесной Хозяин не дает больше, хотя и понимает его, Тимофея, азарт и радость от короткого бытия в этой светлой и одинокой глухомани. Понимает и не искушает, для его же пользы и сохранности скоропортящегося продукта – души человеческой…
Собрав снасти и рыбу, Тим пошел по своему следу к береговому сосняку. Выйдя на берег, он вдруг заметил притаившуюся в мелколесье просеку и…дорогу, словно недавно чищеную бульдозером…
Спустя час, выйдя на шоссе, Тим обернулся, запоминая место, но лесной дороги уже не было. Уснула ли она под свежим снегом, упавшим неожиданно с почти ясного неба, как случается иногда в неустойчивую предвесеннюю погоду?.. Или просто закрылась от любопытного и праздного взгляда иного человека, способного на торопливое и подлое дело?..
Анну Тимофей потом все же нашел. Видимо, так было определено судьбой…
|
| |
| |
| sasha777 | Дата: Вторник, 23.10.2012, 11:59 | Сообщение # 8 |
|
Александр
Группа: Рыбаки
Сообщений: 964
Награды: 9
Статус: На рыбалке
|
Серёжкин омут
Автобус остановился. Сквозь плачущие изморосью окна глядели - не могли наглядеться пассажиры. Не верилось им, разморенным в авто¬бусном тепле, что вот сейчас этот чудак уйдет в мокрый лес, где и селения-то поблизости нет, есть только мост, обмелевшая за лето ре¬чушка с ледяной водой, мокрый дубняк, да вороны вон чернеют на су¬хостоинах. Тут только кикиморам водиться. Так, наверное, и думалось людям в автобусе,
- Сынок, ты болотики… или как там у вас, болотики-то взял? Вишь, мокреть какая! – высунулась из окошка старушенция, продремавшая рядом с Павлом весь путь.
- Взял-взял, бабуля!
Павел поправил рюкзак, махнул шоферу - спасибо, мол. Тот скалился в зеркальце и крутил пальцем у виска. «И он туда же…» - усмехнулся Павел, махнул еще раз рукой и зашагал по прибитому дождем песку.
Сюда он приезжал только ранней весной да осенью, уже по замороз¬кам. В это время берега речушки были пустынными, неуютными для отды¬хающей публики. Лишь настоящие "налимятники" приходили к реке и, сторонясь, не кучкуясь в компании, раскидывали по песчаным плесам донки-закидушки. Ночи они проводили без сна – стерегли поклевку. О ней сообщал звонок колокольчика, подвешенного на лесе закидушки. Ночная ловля накладывала свой отпечаток. И рыболовы-налимятники, без того хмурые, в своих плащах с капюшонами в отблесках костра походили на колдунов, таящихся в лесах. Картину дополняли тяжелые ватные облака, висящие над рекой, да мелькали в свете фонариков летучие мыши. На худой случай они и за упырей сошли бы...
Было у Павла и свое место - песчаный пологий откос, за¬росший тальником; дальше начинался дубовый да вязовый лес с проплешинами мелколесья и мрачными замшелыми ельниками, Место обычное, ка¬ких много по реке, но привык он к нему, знал все низинки, сухостоинки, а в воде – ямки с водоворотами да хрящи-перекаты.
Туда и вышел сейчас. Так... На песке чернела фигура в плаще, рядом дымил костерок. В воду уходили струнами лески закидушек. Имело место хозяйский, обжитый вид. Занято... Павел постоял в задумчивости. «Ладно, мешать не стоит, река большая, найду свою заводинку, хотя досадно.
Он пошел по тропинке, раздвигая мокрые ветви. Минут через де¬сять нескорой ходьбы выбрел на подобный же плес, поменьше. Слева струя, бьющая в противоположный берег, закручивалась в водовороте, создавая обратное течение. Видно по темному цвету воды, что яма здесь, «бурыли», самое место для ловли в проводку по летнему времени.
Дождь, приутихший было, вновь заморосил. «На всю ночь, похоже, - сразу заскучалось Павлу. - Надо навесик раскинуть, вымочит, зануда, до нитки".
Он нарубил тальника, связал, обтянул каркас пленкой. В укрытие и вещи сложил. Торопясь, спустился к воде. Там на замытом в пе¬сок бревне напластал на куски небольшую плотвицу-сорожку, наживил крючки и забросил закидушки. Закачались на лесках латунные колоколь¬чики, зазвенели тоненько. Оттого и река оживилась, хмурая, тихая.
С костром было сложнее. Сушняка в вымоченном дождями лесу не найти, костер шипел и гас. Береста прогорала, не успев при¬хватить дрова. Это не в звонком сосновом бору, где расколи смолевый пенек на вкусно пахнущие поленца, и заполыхают они жарко-жарко в лю¬бую непогоду.
Павел достал из рюкзака "нз" - пару таблеток сухого горючего, зажег, обложив еловой щепой, подбросил сучьев - пусть обсыхают. А в загудевший вскоре костерок и дубовых кряжей нагромоздил, на всю ночь.
В хлопотах и не заметил, как темень наползла. Дождь шуршал по пленке, скользил, и звонкими каплями бил в пустой котелок, лежащий у навеса, чмокал в сырые листья. Где-то в ночи слышались осторожные шаги, может быть, чудилось, а может, и зверь бродил. С сосновых вырубок доносился дальний рев лосей, сродни медвежьему, если не знать. Гон у них по осенней поре. Шорох шагов перешел в тяжелую поступь. Слышалось и дыхание, сиплое, торопливое. Зверь?! Рука Павла невольно потянулась к топору. Отдернул, застыдясь себя самого: «Ну что ты, что? Любой зверь человека и костра боится смертным страхом. А шпану сюда потемну ничем не за¬манишь. Слабы они душонкой, оттого и с ножами ходят. Рыбак припозд¬нился, наверное», - решил он и стал ждать.
Вскоре из кустов с треском выбрался человек в мокрой телогрейке. Остановился, глядя на костер. Потом подошел.
- Здорово, - буркнул неприветливо. Он был еще в сумраке, из¬бегая света костра. - На ночь, что ли?
- Здравствуйте, - ответил осторожно Павел, не определив по голосу возраст незнакомца.
- Придется тебе, парень, потесниться, место-то мое.
- Написано на нем?
- Ишь, ты, дерзкий... Не боишься? А если я со стволом, а?
- Со стволами не здесь ходят.
Наступило тяжелое молчание,
- Ладно, - нарушил тишину незнакомец, - Арсений я, Николаевич... Смотрел я на тебя, может, думаю, мозгляк какой?
Он подошел к костру, сел, устало щурясь на пламя. Не старое еще лицо бороздили глубокие морщины, контрастно выделенные в свете ко¬стра, Глаза были пусты, равнодушны до тоскливости, или казалось так... Усмехнулся, дернув щекой,
- Ты думаешь - из-за места я?.. Рыбачь, не жалко, все равно без снастей.
- А чего ж тут без снастей-то делать? - опросил Павел, принимая спокойный разговор,
- Мой это интерес…
Помолчали.
"Ондатру, наверное, промышляет, дядя, а может, лося решил завалить? Больно дремучий мужичок, бирюк-бирюком …», - гадал Павел. А пришлый человек неожиданно спросил:
- Сколько хоть лет-то тебе?
- За тридцать…
- Тридцать... Ему тоже было бы тридцать...
- Кому ему?
- Да, тридцать, - продолжал Арсений Николаевич, не слыша, - Сергунок ты мой, вот я и здесь, здесь я… ты прости, не углядел,
Он схватился за голову и замычал, забормотал что-то несвязное, обращаясь к кому-то только ему видимому,
Павлу стало по-настоящему жутко. Коротать ночь один на один с бе¬зумным стариком?,.
- Слышь, дядя, ты чего?,,
- А-а, ты это? Испугался?.. Не бойся, не кусаюсь я, мух и чертей тоже не ловлю. Грех на мне большой, давит.
- Убил кого?
- Убил?!, Ладно, слушай. Все равно - человеческая душа, мо¬жет, и поймешь чего... Молодой я еще был, ну, как ты. После армии по¬дурил немножко, сам знаешь - компании, девочки, бывало, и в КПЗ но¬чевал, 0 женидьбе и не думалось, а встретил Светлану - вроде жизнь снова начал. Поженились. Сын, Сережка, родился. Не удался он - здо¬ровьишком слабоват был. Начал я его по лесам да озерам во¬зить, как меня батя возил в свое время. Окреп он и чуть что: «Папка, когда на рыбалку возьмешь?» Без рыбалки не мог. Сюда мы каждую осень приезжали. Приехали и в ту, осень... Сережка по берегу бегал, топал. Сер¬дился я на него. Знать бы… К вечеру я за костер взялся, сын сучья таскал. А потом гляжу – нет его, а в круговерти, вон, где и сейчас течение в обрат, мелькнуло что-то вроде, булькнуло. Сережка! - кри¬чу. С ямы только пузыри пошли. Я не помню, как нырнул... Облазил весь омут, все топляки поднял, нахлебался сам под завязку... Осталась только одна мысль: найти, найти, пусть мертвого, прижать кровиночку!
Арсений Николачевич захрипел удушливо, словно выталкивая из горла комок. Потом, немного успокоившись, продолжал. - Нашел я его, ногами нащупал. Поздно было уже. Положил Сережку на песок, так и просидел с ним вою ночь. Кричал на него... Не знаю зачем... Хохотал лешаком, волком выл, выл так, что лес, наверное, качался, а утром завернул его в палатку и повез домой. Светлану в тот же день на скорой увезли, а после похорон ушла она от меня...
Арсений Николаевич замолчал. Потом поднял затяжелевшие болью глаза на меня.
- Ты, парень, мне больше не мешай. Каждый год я сюда приезжаю... в этот день, с сыном повидаться...
Он уронил голову на грудь и начал говорить ласково, тихо: «Сергунчик, вот и папка твой, ты прости..."
И чудилось Павлу, будто не ночная птица кричит жалобно, а детский голос в ответ баюкает: "Ничего, папка, ты не плачь, не плачь, все пройдет, папка..." Мелькнуло, будто, что-то у лица, задело, слов¬но крылом, вздохнули деревья: "Ничего, папка, ничего-о-о..."
Утром Арсений Николаевич ушел, кивнув угрюмо на прощание, сло¬вно сожалея о расплеснутой, высказанной чужому боли.
Засобирался и Павел. Снял с закидушек несколько крупных налимов, сложил со снастями в мокрый рюкзак. Зашагал по скользкой тропе, а вскоре и на песчаную дорогу вышел. Проходила она по сосновым буг¬рам, по веселому чистому лесу.
Он включил приемник, лежавший в нагрудном кармане. Пе¬редавали «Времена года» Чайковского, месяц октябрь... Печальная строгая мелодия вплелась естественно в шелест дождя, в далекий плач кукушки. Лес парил... Стволы берез, сосен сочились терпкой влагой, от которой в бору пронзительно веяло свежестью. Мелодия вздыхала вместе с ветром, была тихой, как раздумие, и резало, резало до слез где-то в груди от этой страшной по красоте музыки. И слышалось Павлу в ее угасании: «Ничего, папка, ничего-о-о». Звучала «Осенняя песнь».
Александр Токарев
|
| |
| |
|
|
